В чернобыльской зоне живут выдры, лошади Пржевальского и... люди: фотоотчет
В РАБОЧЕЕ ВРЕМЯ СЛАВУТИЧ «ВЫМИРАЕТ»
Поездка в зону отчуждения началась с посещения Славутича, который расположен, что называется, на подступах. Город поразил с первого взгляда необычно чистыми улицами, отличными дорогами, отсутствием наружной рекламы, пивных киосков, городского транспорта и… людей. На вопрос, где же жители, экскурсовод резонно отвечала: «Все на работе». Не мудрено: в каждой семье кто-то да работает на ЧАЭС или на предприятиях зоны отчуждения.
Славутич – самый молодой город в Украине, который в 1987 году был отстроен для работников станции, эвакуированных из зараженной Припяти и окрестных населенных пунктов. Возвели его ударными темпами – не прошло и года, как первые поселенцы стали получать ордера на квартиры. Названия улиц в этом городе остались лишь на генплане. Фактически же он разделен на кварталы, названные в честь столиц союзных республик, специалисты которых были привлечены к авральному строительству – Рижский, Московский, Таллинский, Киевский, Ереванский, Бакинский. Каждая республика строила дома с учетом архитектурных особенностей своего региона. Оттого в Славутиче один квартал не похож на другой.
В городе на 25 тысяч населения есть все, что нужно для жизни: школы, детсады, дворцы творчества и даже филиалы двух институтов. Магазины «утоплены» в кварталах, оттого создается впечатление, что Славутич – город без торговли. Чтобы купить пачку сигарет или бутылку воды, нужно хорошо постараться и попетлять между домами в поисках торговой точки.
Что интересно, в Славутиче практически нет хулиганов, ведь за жителями неустанно бдят. По распоряжению мэра, в самых неожиданных местах города установлены микровидеокамеры.
– Это очень успокаивает несознательных граждан, поэтому преступлений стало намного меньше, – говорит первый заместитель городского головы Владимир Жигало.
ТУРИСТЫ ПОСЕЩАЮТ ЧАЭС В ЗАКРЫТОЙ ОДЕЖДЕ
Ранним утром от Славутича на атомную станцию ходят электрички для работников ЧАЭС. Вагоны забиты под завязку – здесь у каждого свое место, «насиженное» годами. До станции – около часа езды без остановок: кто-то спит, кто-то играет в карты или читает. Туристы пялятся в окна – болотистая местность густо населена цаплями и аистами. За несколько километров до ЧАЭС на горизонте возникают два строительных объекта – каменные глыбы красного и белого цвета. Это 5-й и 6-й блоки атомной станции, которые так и не успели достроить к моменту аварии. Сейчас они законсервированы вместе с подъемными кранами, на которых осела радиация. Говорят, утилизировать это добро себе дороже – техника сильно заражена.
Электричка прибывает на конечную станцию, двери открываются и пассажиры попадают в длинный тоннель – выход к самой ЧАЭС. На режимном объекте вход строго по пропускам. У туристов требуют паспорт и тщательно сверяют лицо с фотографией. Тут же заставляют экипироваться в закрытые сандалии, брюки и кофту с рукавами, чтобы максимально обезопасить тело от попадания радиоактивных частиц. С теми, кто не одет, разговор короткий: «До свидания. Вы знали, куда ехали».
Саркофаг злосчастного 4-го блока можно увидеть с закрытой смотровой площадки, на крыше которой установлен датчик измерения радиационного фона – показатели зашкаливают за 800 мр/ч. Впрочем, на крышу никто не ходит, а в помещении «не фонит».
– На станции есть зоны, в которых персонал может находиться только строго отведенное время, – объясняет специалист отдела международного сотрудничества ЧАЭС и по совместительству экскурсовод Юлия Марусич. – Работают, пока не наберут отведенную дневную норму радиации. Если годовая норма превышает лимит – работника вывозят из зоны отчуждения. Никто не хочет потерять работу, поэтому все соблюдают правила. Экскурсовод постоянно повторяет туристам: у нас все в порядке, люди живут, рожают и фактически не болеют. Однако пока наша группа фотографируется на фоне памятных знаков, я завожу разговор с курящим возле урны рабочим: мол, неужели все так хорошо?
– Видали, на проходной некрологи висят? Это только за последнюю неделю, – признается Анатолий. – Люди мрут, как мухи, – онкология.
Здесь же, на территории ЧАЭС, живут легендарные сомы. Под железным мостом протекает река Припять, в которой кишат двухметровые рыбины. Сомы плавают на поверхности в ожидании кусочков хлеба, которые щедро бросают им удивленные туристы.
Де-юре эту рыбу есть нельзя – давным-давно в Украине был принят закон, запрещающий ее отлов. Но местным жителям он не указ.
– Рыбу мы едим, но проверяем ее на наличие радионуклидов, – говорит работник администрации зоны отчуждения Николай Тетерин. – В основном фонит та, которая ест водоросли, хищная же более-менее чистая. Хотя на медосмотрах врачи сразу видят, кто ел рыбу или грибы – излучение резко увеличивается.
РАДИАЦИЯ ОБОШЛА ХРАМ СТОРОНОЙ
Местные делят зону отчуждения на две части – «десятку» и «тридцатку» – в зависимости от того, насколько территория удалена от АЭС. Первая – сплошь могильники: именно здесь закопали в землю то, что некогда было выброшено из реактора. Эта зона, загрязненная трансурановыми изотопами, считается мертвой навечно (срок распада плутония составляет около 2,5 тыс. лет). Сегодня большая часть ее занята лесами, которые поглотили львиную долю радиоактивных изотопов, тем самым спасая Украину от еще более страшной катастрофы.
Чернобыль, расположенный в 18 километрах от АЭС, находится в так называемой «тридцатке», поэтому мертвым его можно назвать лишь условно. Кроме нескольких самоселов (всего в зоне отчуждения их около 200), здесь находятся администрация зоны отчуждения и около 2000 работников различных специальностей – медики, милиционеры, пожарные и подрядчики, которые трудятся вахтовым методом.
Но даже в центре города присутствие людей чувствуется слабо, а сама территория напоминает неухоженный поселок советских времен. Чуть отдалившись от центра, натыкаемся на частный сектор. Трава по колено, с трассы виднеется узкая тропинка, протоптанная в высоких зарослях, – это бывшая улица Отрадная. По обе стороны пока еще просматриваются заброшенные дома, дворы которых густо поросли деревьями и травой. Получить разрешение прогуляться по улице стоило больших усилий – экскурсовод категорически не советовала бродить по траве. Дескать, наибольшее количество радиоактивных частиц осело на грунте. Однако любопытство берет свое. Через открытую калитку проникаю в дом. Прогнившие половые доски, полуразрушенные стены, запах тлена, а в углу завалялся чей-то башмак – единственное напоминание о том, что здесь когда-то жили люди.
Ильинская церковь – чуть не единственное место в Чернобыле, которое дышит, живет и утопает в цветах. У входа встречает матушка Любовь, жена местного священнослужителя. Их семья – одна из тех, кто, несмотря ни на что, вернулся после вынужденной миграции в родные края. Женщина рассказывает, как после аварии радиационный фон в городе зашкаливал, а на территории самого храма было чисто.
Кстати, даже спустя столько лет, местные жители категорически не хотят вспоминать тот день. Матушку Любовь разговорить удается с трудом.
– Припять эвакуировали на второй день, Чернобыль – на пятый, – вспоминает она. – Помню, мы стояли на дороге, которая идет от Припяти, и плакали: их вывозят, а мы остаемся. Тяжело было это видеть. Потом вывезли и нас. Мне было 27 лет, на руках двое детей. Взяли только документы и кое-какую детскую одежду. Нам сказали, что едем на три дня, а получилось - навсегда. Семьи с детьми сначала поселили в пионерлагерь в Ирпене, а через несколько дней вывезли в Одессу. И только там сказали, что домой мы больше не вернемся. Поселили в санатории, весь персонал отправили в отпуск, а нас трудоустроили. Мы там пробыли все лето, потом приехали в Киев и начали просить, чтобы нас отпустили съездить домой - забрать вещи. Но нам сказали, что из зараженной зоны вывозить ничего нельзя.
Семья получила квартиру в Киеве – сейчас там живут дети, рассказывает Любовь.
– А мы с батюшкой вернулись в Чернобыль, в свой храм, – с улыбкой говорит она. – Заняли небольшой домик возле церкви. Наш родной дом далековато отсюда, да и непригоден он для жилья, там все заросло. Помню, зашли домой и увидели страшную картину – все перевернуто вверх дном, подушки и одеяла разорваны, перепотрошены, холодильник валяется у порога – видимо, мародеры тащили, но не смогли вытащить.
БРАКОНЬЕРЫ НЕ РИСКУЮТ ЕСТЬ «МЕСТНОЕ» МЯСО
Но самое страшное впечатление производит Припять – город-призрак, находящийся в секторе строгого режима, в так называемой «десятке». Во время аварии этому населенному пункту досталось больше всего. Порывы ветра несли вредные вещества именно на Припять, которая 26 апреля, уже после взрыва, продолжала жить своей жизнью – люди отмечали свадьбы, работали, гуляли, дети бегали босиком по лужам – тогда уже зараженным. О том, что ночной пожар на ЧАЭС кардинально повлияет на их жизнь, никто не догадывался.
– Людей оповестили, что на станции случилась авария, но мы к такому привыкли и относились спокойно, – говорит начальник информотдела ЧАЭС Майя Руденко. – Ну, пожар – и пожар. Масштабов ЧП никто не знал.
Эвакуировать Припять было решено через сутки после аварии. Прошел слух, что вывозить будут на природу – с проживанием в палатках. Кто-то даже обрадовался такому повороту событий – на носу 1 мая и отпраздновать его с шашлыками хотелось многим. 45 тысяч жителей вывезли из города за несколько часов. Очевидцы вспоминают, что паники не было – никто не догадывался, что таким они видят свой город в последний раз.
Сегодня попасть в Припять непросто – только по особому разрешению руководства ЧАЭС. После эвакуации населения, спасая имущество от мародеров, город обнесли колючей проволокой, а на въезде выставили милицейский пост. Правда, окрестных варваров это не остановило: имущество все-таки разграбили. А милицейский пост и ныне там.
Сегодняшняя Припять – зрелище не для слабонервных: она похожа на огромное архитектурное кладбище, спрятанное в густых зарослях лиственного леса. С центральной площади, густо поросшей мхом, еще можно разглядеть несколько сооружений. Пустые девятиэтажки, навечно уснувшие среди тополей, ресторан, фотоателье, Дом быта. Два раза в год специальными автобусами сюда привозят бывших припятчан – проведать могилы родных и вспомнить прошлое. Специалисты уверены: в ближайшие пару тысяч лет жить там не сможет никто.
Однако экскурсовод старается не запугивать группу: мол, радиационный фон почти в норме, но тут же ставит условие – по траве не ходить. По некоторым данным, мощность дозы облучения в этих местах составляет от 20 до 200 мр/час. Не знаю, связано ли это с радиацией, но почему-то невыносимо болит голова и постоянно першит в горле.
Единственные, кто чувствует себя здесь хорошо – звери. За последние годы зона экологической катастрофы превратилась в резервацию для редких видов животных: на этой территории обитают медведи, волки, лоси, кабаны, выдры и ондатры. Местные поговаривают, что в зоне водятся даже рыси и зубры. А лошади Пржевальского уже давно перестали быть диковинкой – в зоне отчуждения живут целые табуны.
Обилие животных притягивает сюда и браконьеров, которые отстреливают живность ради спортивного интереса. Однако употреблять добычу в пищу никто не рискует..